Вот еще заговор похожий:

Выйду изъ парной байны, стану своимъ бѣлымъ бумажнымъ тѣломъ на шелковъ вѣникъ: дуну и плюну въ четыре вѣтра буйныхъ. Попрошу изъ чиста поля четырехъ братьевъ, — четыре птицы востроносы и долгоносы, окованы носы. Лети изъ чистаго поля бѣлый кречетъ, неси бѣлый кречетъ вострый ножъ и востро копье; садись бѣлый кречетъ рабу (имя рекъ) на бѣлы груди, на ретиво сердце. Рѣжь же его бѣлы груди тѣмъ же вострымъ ножемъ, коли же его ретиво сердце тѣмъ же вострымъ копьемъ; вынимай изъ его ретива сердца, изъ черной печени и изо всей крови горячей еще тоску и кручину. Полети бѣлый кречетъ, понеси, бѣлый кречетъ, всю тоску и кручину, на воду не опусти, на землю не урони, на стужѣ не позноби, на вѣтрѣ не посуши, на солнце не повянь; донеси всю тоску кручину, всю сухоту, чахоту и юноту велику до раба (имя рекъ) гдѣ бы его завидѣть, гдѣ бы его заслышать, хошъ бы въ чистомъ полѣ, хошъ бы при разстаньѣ великомъ, хошъ бы при путяхъ — дорогахъ, хошь бы въ парной байнѣ, хошъ бы въ свѣтлой свѣтлицы, хошъ бы за столами дубовыми, хошъ бы за скатертями перчатными, хошъ бы за кушаньями сахарными, хошъ при мягкой постели, при высокомъ зголовьи, хошъ при крѣпкомъ сну. Садись бѣлый кречетъ рабу (имя рекъ) на бѣлы груди, на ретиво сердце, рѣжь его бѣлы груди тѣмъ же острымъ ножомъ, коли его ретиво сердце тѣмъ же острымъ копьемъ, клади въ его былы груди, въ ретиво сердце, въ кровь кипучую всю тоску кручину, всю сухоту, всю чахоту, всю юноту великую, во всю его силу могучую, въ грудь и спину, въ хоть его и въ плоть его, въ семьдесятъ семь жилъ, въ станову его жилу, въ семьдесятъ семь суставовъ, въ становой его суставъ, во всю буйну голову, въ лицо его бѣлое, въ брови черныя, въ уста сахарныя, во всю его красоту молодецкую. Рабъ (имя рекъ) по мнѣ рабѣ (имя рекъ) чахъ бы чахотой, сохъ сухотой, вялъ вянотой въ день по солнцу, въ ночь по мѣсяцу, на новцу, на полну и на ветху, въ перекрой мѣсяцу во всѣ меженые дни, въ утренни и въ вечерни зори, во всякой часъ и минуту. Какъ Май мѣсяцъ мается, такъ бы рабъ (имя рекъ) за рабой (имя рекъ) ходилъ и маялся. Не могъ бы ее ходить и переходить, никоимъ словомъ обходить, вѣкъ по вѣки, и рабъ (имя рекъ) по рабѣ (имя рекъ) не могъ бы ни жить, ни быть, ни пить, ни ѣсть, ни на новцу, ни на полну, ни на ветху, ни на перекрой мѣсяца, во всѣ межны дни. Какъ Май мѣсяцъ мается, также бы рабъ (имя рекъ) за рабой (имя рекъ) ходилъ и маялся, и не могъ бы онъ ее никоимъ словомъ ходить и переходить, и не могъ бы безъ ее ни пить, ни ѣсть, ни жить, ни быть. Эти мои наговорны слова, которы договорены, которы переговорены, которы назади остались, — берите мои слова вострѣй
востраго ножа, вострѣй копья, вострѣй сабли, ярѣй ключевой воды. И этимъ моимъ наговорнымъ словамъ заключенныя слова ключь и замокъ, ключь щукѣ, замокъ въ зубы, — щука въ морѣ. Нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ, аминь.